Часть 1.

Милтон Грин был для Мэрилин Монро многим: фотографом, другом, продюсером. Он был добрым магом, открывшим миру совсем другую Мэрилин Монро, и злым гением, приводившим её к слезам и истерикам. Своими работами он приоткрывает нам дверь в личную жизнь Мэрилин и показывает её такой, какой её знали самые близкие люди. Когда и при каких обстоятельствах они познакомились с Мэрилин? Правда ли то, что Милтон Грин был её любовником? Что стало точкой не возврата в их отношениях? Почему Артур Миллер называл его "вредителем" и действительно ли Милтон продавал фото Монро после её смерти?! Разберёмся во всех этих вопросах и даже больше. Будет как всегда интересно.

Часть 2.

Милтон Грин (14.03.1922 — 08.08.1985)

Милтон Грин — фотограф, друг Мэрилин и её компаньон в «Мэрилин Монро Продакшнз» родился 14 марта 1922 года в Бруклине, Нью -Йорк. При рождении имел фамилию Грингольд (Greengold), но в последствии поменял её на псевдоним Green.Он увлекся фотографией в возрасте 14 лет. В 19 лет у него была своя студия. В возрасте двадцати трех лет Грина уже называли не иначе, как «вундеркинд цветной фотографии».

Милтон Грин сделал портреты таких звезд как Джуди Гарленд, Кэри Грант, Грейс Келли, Элизабет Тейлор и Марлен Дитрих. Он быстро попал в группу избранных фотографов, работавших для крупных изданий, таких как Life, Look Colliers, Vogue, Harper's Bazaar. Работал на протяжении четырёх десятилетий. Наиболее известен своими фотоработами, которые он делал с Мэрилин Монро. Его режиссёрские способности позволили ему увидеть те качества, которые характеризовали человека, и перенести свой замысел на снимок. Он хотел сохранить человеческую красоту, которую он ощущал своим сердцем, и показать тех, кого он снимал, элегантно и естественно. Он мог перенести своё ощущение человека на фотографический образ — в этом был его дар.

Мэрилин впервые встретилась с Милтоном Грином в 1949 году, фотографу на тот момент было 27 лет и он работал в журнале Life. Милтон был застенчивым человеком, склонен к депрессии и довольно замкнутым, но его энтузиазм, страсть, с которой он говорил о своей работе, своих оригинальных идеях пленила Мэрилин. Он называл фотографию — праздником женской красоты. Милтон быстро обрел репутацию модного фотографа, который знал, как обращаться со звездами. Милтон Грин скончался в 1985 году. Причиной смерти стала остановка сердца.

Часть 3.

Мэрилин говорила о знакомстве с Милтоном Грином так: «На самом деле, это я познакомилась с Милтоном первой. Я работала на съёмочной площадке в Голливуде, когда один из фотографов подошёл однажды и спросил, не хочу ли я взглянуть на фотографии в портфолио. Я сказала что хочу и увидела самые красивые фото в моей жизни. И я сказала, что хочу чтобы этот фотограф снимал меня. На что он ответил «Так вот же он, это он сделал эти фото!» я взглянула на него и увидела, что это просто юноша!»

Двадцатисемилетний и в тот момент разведенный, Грин был невысоким, темноволосым и эмоциональным мужчиной, который с ходу произвел на Мэрилин большое впечатление своим профессионализмом. Он говорил о «написании картин с помощью фотоаппарата», о красочных и фантастических идеях воспевания женщин на фотоснимках. Будучи неизменно завороженной этой профессией и ее представителями, а также желая узнать, каким образом она лично могла бы воспользоваться несомненным талантом Милтона, Мэрилин не отступала от него ни на шаг, словно в комнате в тот день не было никого другого. «Я сказала ему, что у меня множество собственных снимков, но все равно я готова хоть целую ночь позировать для него!» — вспоминала впоследствии сама Мэрилин.

Часть 4.

Милтон Грин был самым модным фотографом того времени и считался суперзвездой в этой области. Но больше всего ему хотелось встретиться с Мэрилин Монро, и он попросил ее пресс-агента договориться об этом. Пока актриса находилась в студии, снимая дополнительные кадры для фильма «Река не течёт вспять», Милтон Грин прибыл в Лос-Анджелес из Нью-Йорка, чтобы сфотографировать ее для журнала «Look».

Как и Мэрилин, Грин в детстве заикался, а также был неловким и застенчивым. В отличие от своих крепких и общительных братьев, Грин был тощим и малокровным на вид, но горел желанием совершенствоваться и сделать себе имя. Став взрослым, он быстро поднялся по служебной лестнице и стал суперзвездой среди фотографов моды и знаменитостей. Благодаря своему успеху он научился скрывать беспокойство спокойным и расслабленным поведением, «даже когда ты знал, что внутри все кричит», — говорит один из друзей Милтона. Как и Мэрилин, Грин проходил через фазы, когда пытался успокоить свое внутреннее смятение алкоголем и таблетками.

Чувствуя себя недооцененной и потерянной в конвейерном производстве студийной системы, Мэрилин снова нуждалась в том, чтобы ее признали и выделили. Грин соответствовала всем требованиям. Он увидел в ней то, чего не было ни у кого со времен Джонни Хайда — он увидел в ней потенциал пойти дальше.

Мэрилин Монро и Милтон Грин, 1956 год. Фото Джина Лестера.

Часть 5.

Фотосессия была назначена на 10:00 утра в офисе журнала «Look». Грин принес одежду и весь реквизит, который хотел использовать. Мэрилин пришла вовремя, ее макияж уже был сделан. Грин снял ее в объемном свитере, курящей и играющей на мандолине, а также обнаженной под черным свитером-халатом длиной до пола. Эти фотографии были сделаны после ее возвращения из Канады, где она снималась в фильме «Река не течет вспять». Она просила в основном фотографировать её сидя, потому что все еще восстанавливалась после растяжения лодыжки полученной во время съемок фильма. Между фотографом и моделью царила удивительная атмосфера, и их химия так и сквозила на снимках.

Для их первой съемки Милтон снял весь голливудский макияж и уложил ей волосы лаком, чтобы показать новую Мэрилин. «Я снял большой слой косметики с её лица, потому что на коже она выглядела засохшей», — сказал он. «Я сделал прическу более гладкой, чтобы она выглядела свежей. Мэрилин не привыкла к этому; она привыкла к большому количеству косметики на лице. Большинство актрис и актеров греммировались очень плотно».

Это первая фотосессия с Милтоном для журнала «Look». Фотографии оставались неопубликованными во времена жизни Мэрилин. Когда Грин отправил Мэрилин отказ от печати фотосессии, она ответила ему двумя десятками роз и позвонила, чтобы сказать, что «это самые красивые фотографии, которые она когда-либо видела».

Мэрилин Монро, сфотографированная Милтоном Грином, 2 сентября 1953 года в Лос-Анджелесе.

Часть 6.

Догадка Милтона подтвердилась в середине лета 1953 года во время фотосессии для журнала «Look». Сначала он натер ее тело косметикой, превратив ее ванильно-матовую бледность в теплый, влажный мед. Мэрилин позировала обнаженной в позаимствованном черном кардигане, слегка аккуратно расстегнутым, чтобы можно было увидеть кусочек шелковистой обнаженной кожи. Свитер принадлежал Эми Франко, невесте Милтона, кубинской модели, которая вернулась в Нью-Йорк, планируя идеальную сентябрьскую свадьбу.

Все еще разгоряченные интимностью дневной съемки, Мэрилин и Милтон поужинали в тихом маленьком бистро на Сансет-стрит с отдельными комнатами и столиками, освещенными свечами. Они говорили об искусстве, Нью—Йорке, Марлен Дитрих — обо всем, что обычно обсуждают, но на этот раз разговор был более оживленным. В тот вечер Милтон улетал обратно на восток, и Мэрилин предложила подвезти его до Лос-Анджелеса. «Когда я уже был готов уходить, она поцеловала меня», — признался впоследствии Милтон. «А потом отстранилась и поцеловала меня еще раз. Тогда я сказал: «Подожди минутку, теперь моя очередь», поцеловал её и сказал: «Боже, мне действительно не хочется уходить». И она сказала: «Мне бы очень хотелось, чтобы ты этого не делал», и я сказал: «Мне бы тоже этого не хотелось, но я вернусь. Я уехал, а по дороге в Нью-Йорк все время думал о ней».

Две недели спустя Милтон вернулся в Лос-Анджелес по не связанному с этим заданию для «Look». На этот раз он проводил каждую свободную минуту с Мэрилин, уединяясь в ее квартире под Сансет-Стрип, попивая скотч, слушая пластинки и валяясь в постели. «Я по-настоящему узнал ее, и это было по-другому», — объяснил он. «Ощущения были другими, движения другими, мы нравились друг другу, и я ничего не мог с собой поделать».

В последний уик-энд Милтона в Лос-Анджелесе они поехали в Палм-Спрингс, фотографируясь по пути. «Мы переспали в Палм-Спрингс», — вспоминал он, — потом вернулись к ней домой и снова легли спать. Затем мы оделись и отправились на вечеринку. Там были все, включая Фрэнка Синатру. Все слышали, что Мэрилин брала уроки пения, и все хотели услышать, как она поет, поэтому она спела песню из фильма «Река не течёт вспять». Она была потрясающей, потому что была такой сексуальной. Она никогда не пела так, как Джуди Гарленд, у нее никогда не получалось, как у Фрэнка Синатры, но у нее был такой голос, словно она говорила: «Я хочу съесть тебя....Её голос становился высоким, а затем переливался, и это было по-настоящему сексуально. Это был не самый лучший голос в мире, но он был очень сексуальным». Милтон должен был вернуться в Нью-Йорк, чтобы жениться на Эми, которая была уже на втором месяце беременности. Мэрилин была опустошена: «Ей было грустно, она была очень расстроена. Я сказал: «Послушай, мы всегда будем друзьями, мы всегда будем любить друг друга». Мэрилин сомневалась в этом, но она мало что могла сделать. Она задавалась вопросом, увидит ли она когда-нибудь снова своего нового друга.

Годами Эми Грин решительно опровергала сплетни о том, что Мэрилин и Милтон будто бы и вправду состояли в любовниках, утверждая, что уж она-то в первую очередь знала бы о такой связи. Однако и Эми вынуждена была признать, что «Мэрилин разбивала супружеские союзы, сама того не желая», и что Милтон был скрытным и не поддающимся контролю мужчиной, который не умел, а быть может, и не хотел совладать с собственной склонностью к излишним шалостям. Когда фирма Монро-Грина перестала функционировать, Мэрилин довольно открыто рассказывала (к примеру, своему агенту по связям с прессой и доверенному лицу Руперту Аллану) о романе с Милтоном, который продолжался на протяжении всего пребывания последнего в браке.

Часть 7.

Каким-то образом Милтону удалось сделать то, что не удавалось ни одному другому фотографу: раскрыть глубинные основы личности Мэрилин. Его фотографии были игривыми и отличались от глянцевой брутальности ее голливудских снимков. «Я бы хотела, чтобы он фотографировал меня всегда», - восхищалась Мэрилин. «Меня часто фотографировали, но с Милтоном Грином у меня появилась новая надежда и новый взгляд на вещи. Мне никогда не нравилось, как меня фотографируют, пока я не увидела его снимки. Он не просто фотограф, он художник. Даже когда он снимает модные вещи, которые обычно кажутся скучными, он может сделать из этого что-то настолько прекрасное».

На нее также произвели впечатление его методы работы: «Это был первый раз, когда мне не нужно было позировать. Он просто дал мне подумать, но всегда держал камеру включенной». Он говорил успокаивающим шепотом, прислушиваясь к своим подопечным и тонко подстраиваясь под их потребности. Он излучал спокойствие — даже Джуди Гарленд смягчалась рядом с ним. У Милтона был способ заставить звезду чувствовать себя очень комфортно, очень расслабленно, а кто-то вроде Мэрилин должен был чувствовать заботу и спокойствие. Грин не относился к ней как к вещи. На самом деле, когда она раздевалась, чтобы сменить образ, он вежливо отворачивался. («Я был удивлен, когда мне сказали, что на съемочной площадке ее все обхаживали», - сказал он. «Я не поверил. И до сих пор не верю».) Он уважал ее как равную — они работали вместе не только как фотограф и модель, но и как коллеги. Милтон мыслил скорее как кинорежиссер.

На протяжении всей жизни Мэрилин привлекали два типа мужчин: творческие, эмоциональные типы, с которыми она дружила, и решительные, полные достоинства мужчины, за которых она выходила замуж. Фотограф Милтон Грин принадлежал к первой категории. Но Милтон, с его манерами уличного кота и глазами цвета мягкого угля, обладал собственной тонкой притягательностью для женщин, а у Мэрилин границы между дружбой и романтикой всегда были нечеткими. Может, они и не подходили друг другу, но искра между ними была взаимной. «Мне кажется, — размышлял Милтон после смерти Мэрилин, — у меня было чувство, что у нас все получится. Сейчас легко говорить об этом, но между обменом взглядами и прикосновениями было ощущение, что мы будем вместе. Это было просто чувство».

Часть 8.

К тому времени, когда они встретились для второй съемки, Мэрилин и Милтон сблизились, как школьные друзья. Они устроили целую костюмерную на заднем дворе «Fox», обшарили гардеробные комнаты и нашли мешковатую юбку и деревянные башмаки Дженнифер Джонс, которые она носила в фильме «Песня Бернадетты» («Это была самая настоящая шутка, - со смехом скажет позже Эми Грин, - нарядить главный мировой секс-символ в одежду святой «Бернадетты»).

За каждой съемкой стояла своя история, динамичное повествование, которое он придумывал по ходу дела. Его отношение к одежде давало Мэрилин безопасное пространство для творчества и игры. И она играла, доставая крестьянские блузки и бряцающие браслеты из гардеробных, костюмерных, а иногда и из собственного шкафа. Для одной съемки: свободный темно-серый свитер, накинутый поверх мерцающего персикового пеньюара— босиком, она играла на балалайке на черном бархатном фоне, усыпанном маками и страусиными перьями, выкрашенными в белый, сливовый и зеленый цвета. Для другого: лисья меховая накидка и рыбацкая шляпка. Каждая картина наполнена сияющей уязвимостью, искренностью и мягким юмором, характерными для редкого вида дружбы — дружбы между двумя художниками.

Они периодически встречались на заднем дворе студии, резвились среди обрезков ткани и голливудских платьев, говорили на одном языке, общались с помощью своих выдуманных жестов. Оба боролись с детскими травмами (и заиканием); оба избегали толпы, но жаждали общения; оба были угрюмы, но легко смеялись и всегда широко улыбались. Оба были мечтателями - больше погруженными в свое воображение, чем в настоящий момент. Друзья Милтона говорили, что общаться с ним было все равно что смотреть на абстрактную картину. Он мог завести разговор о прическе Греты Гарбо или о цвете снега в России, а потом тихо уйти в свою студию, чтобы немного поработать. Очарованная артистизмом и талантом Милтона, Мэрилин поняла, что нашла родственную душу: «Он такой чувствительный и проницательный», — восхищалась она. «Я работаю с другими фотографами, но этот человек — великий художник».

Часть 9.

Личный союз кинозвезды с ее новым партнером носил довольно специфический характер. Ни Монро, ни Грин не были любителями поболтать, оба они в разговоре уступали инициативу собеседнику, так что между ними часто воцарялась длительная пауза — и без всякого загадочного или таинственного подтекста. Из записей сотен встреч между Мэрилин Монро и Милтоном Грином вытекает, что в большинстве своем их беседы вполне могли бы оказаться одноактными пьесами, написанными начинающим Харольдом Пинтером.

Карьера Мэрилин и без того была на грани срыва, а теперь из-за развода с Джо она попала в поле зрения СМИ. Преследуемая фотографами, журналистами и эмоционально потрясенная разрывом века, Мэрилин нуждалась в защите.

Через несколько дней ей позвонил Милтон Грин. Он вернулся в город вместе с Эми; Не хочет ли Мэрилин встретиться с ними на вечеринке у Джина Келли? Мэрилин сделала паузу. Меньше всего ей хотелось идти на вечеринку, где будет вся эта наигранная шумиха и нелепая болтовня. Шарады были в заведении Джина, и сама мысль об этом огорчала ее. Почувствовав её колебания, Милтон предложил решение: Сначала он пригласит её на ужин, а потом они проберутся на вечеринку незамеченными. Когда они прибыли, игра в шарады была в самом разгаре. Эми помахала Мэрилин и тепло поприветствовала её. Мэрилин и Милтон забились в угол. После почти годовой разлуки они снова оживились, склонив головы друг к другу в кошачьем сговоре и явно задумали что-то грандиозное.

Во время нескольких встреч с Грином она увлеченно и навязчиво рассказывала о возможности отделиться от студии и создать свою собственную компанию, чтобы иметь возможность самостоятельно выбирать объекты, режиссеров и актеров. Это был радикальный план для двадцативосьмилетней женщины-звезды, но такой звезды, как Мэрилин Монро, еще не было. Сам Грин хотел расширить свои творческие возможности за счет выхода в мир кино. В своих мечтах он видел себя создающим компанию вместе с Мэрилин. В конце 1954 года казалось, что для неё возможно все.

Часть 10.

23 декабря 1954 года Мэрилин прилетела в Нью-Йорк с явным намерением переосмыслить себя. Актриса только что развелась с Джо ДиМаджио и была несчастлива из-за контракта со студией «20th Century Fox». На время она остановилась у семейства Грин.

Грины жили в загородном доме на вершине холма в идиллическом городке Уэстон, штат Коннектикут. Дом был построен на месте конюшни восемнадцатого века, с высокими потолками, воздушными стенами и массивным камином из бревен, окруженным диванами, изготовленными на заказ. Милтон перестроил его, заменив двери сарая французским стеклом, а также пристроил фотолабораторию и студию с полами из цельного дерева. В доме было шестнадцать комнат, включая зимний сад с растениями, соединенный с огромной кухней в колониальном стиле, оснащенной современной техникой. Специально для Мэрилин гостевая комната была отремонтирована и свежевыкрашена. «Мы переделали для нее гостевую комнату», — рассказала Эми Грин (жена Милтона) в интервью Photoplay. «Комната выдержана в фиолетовых, розовых и белых тонах. Обои лавандового цвета с мелким фиолетовым рисунком, а ковер идеально сочетается с фиолетовым. На кровати розовое стеганое одеяло и темно-фиолетовые бархатные подушки. Комод старый, с белой мраморной столешницей, и я поставила на него розовые фарфоровые лампы. Это простая и немного старомодная комната, но она такая же изысканная, как и она сама, и в точности ей подходит. Мэрилин здесь нравится».

Одиннадцать акров. Огороды. Участки дикого леса, словно из сказок или из старых русских книг, которые она любила. В нижнем Коннектикуте, в сорока милях от Нью-Йорка, она никогда не была так близка к природе, как сейчас. Она ежедневно гуляла в лесу, кутаясь в пальто Милтона и топая по снегу с терьерами, как маленькая Грушенька из романа Достоевского. Ей нравился снег, и как он хрустит под её сапогами. Она никогда не видела деревьев без листьев и даже смены времен года. «Помню, однажды мы ехали домой от друзей», — заметила Эми. «Мэрилин посмотрела на склон холма и заметила, что деревья были просто мертвыми с голыми ветками. А на следующей неделе они начали зеленеть. Для неё это казалось чудом».
В ту волшебную зиму, когда её внимание сосредоточилось на себе, Мэрилин могла просыпаться, когда ей хотелось, и выходить из кровати на балкон с видом на березовые рощи и горы. Она ходила в белом халате и часами нежилась в ванной с пеной, её светлые волосы были собраны в пучок, а кожа — розовой. «Ты похожа на клубничную газировку», - сказала однажды Эми Грин Мэрилин.
Грины ввели Мэрилин в тот светско-компанейский и профессиональный круг, где сами вращались. «Возле нас она познакомилась с совсем другой жизнью, — вспоминала намного позже Эми, — а это была жизнь интенсивная и четко организованная. У Мэрилин имелась собственная небольшая комната, где она размещалась, когда приезжала к нам погостить. Однако основную часть времени все мы проводили в различных нью-йоркских компаниях и сферах. Нас везде приглашали, и мы занимались буквально всем. Мэрилин желала стать образованной дамой, но одновременно хотела быть и звездой. В этом заключался конфликт. Но поначалу она была весьма счастлива, борясь за правое дело, сражаясь с Зануком и вообще чувствуя себя важной персоной».
Джей Кантер, один из её нью-йоркских агентов по линии МСА, согласился с только что представленным мнением. «В тот год Мэрилин казалась мне очень свободной, оживленной, полной душевного подъема и ожидания серьезной работы. Ей нравилось то, что она находилась за пределами Голливуда. Это было время, полное обещаний и надежд, и у меня сложилось впечатление, что Мэрилин постепенно берет свою жизнь в собственные руки».

Часть 11.

Удивительно, но Мэрилин сразу же приспособилась к ритму семейной жизни. Эми Грин, была в восторге от своей гостьи: «Она сама застилала постель, поддерживала порядок в своей комнате, приносила свою одежду в день стирки. Если она ложилась поздно, то сама готовила себе завтрак, ополаскивала посуду и ставила ее в посудомоечную машину. Ни нашей горничной, ни мне не приходилось прислуживать ей».

Кухарка Гринов, Китти Оуэнс, сразу понравилась Мэрилин, не обнаружив в ней никаких наклонностей дивы или старлетки. Каждый вечер актриса появлялась на кухне, чтобы почистить картошку или нарезать стручковую фасоль. Они болтали о мужчинах, и Мэрилин призналась, что влюблена в Авраама Линкольна.

Не имея никаких ближайших проектов в кино, Мэрилин могла наслаждаться домашней кухней Китти, не беспокоясь о том, что прибавит несколько килограмм в весе. После многих лет приготовления блюд из сырых яиц и печеночных отбивных, приготовленных на мини-кухнях отелей, Мэрилин ела с удовольствием. Она предпочитала соленое сладкому и обожала овощи — тушеные помидоры, тушеную кукурузу, стручковую фасоль, красную капусту с яблоками и зимнюю тыкву. Холодными вечерами она готовила горячие блюда с чили или свой любимый поздний перекус — яичницу-болтунью с анчоусами и каперсами. Китти держала под рукой много шпината, чтобы Мэрилин придерживалась диеты, богатой железом.

Милтон переживал, что Монро станет беспокойной, поэтому брал ее с собой в долгие поездки на своем немецком мотоцикле, а иногда отвозил в Манхэттен, где она проводила шикарные вечера. Она даже снова встретилась с Джо. «Я помню, как в тот вечер в Коннектикуте впервые зазвонил телефон и Ди Маджио пригласил нас на ужин», — вспоминала Эми Грин. «Я была в восторге. Мы отправились в старый Эль Марокко. Я сидела там и разговаривала с Джо о бейсболе, и он был в восторге».

Эми Грин, жена Милтона Грина впоследствии говорила так: «Мэрилин была моей подругой. Она была молодой, энергичной женщиной. Мы были примерно одного возраста, поэтому мы много шутили, и она любила посмеяться. Никогда не называйте её жертвой. Она не была жертвой. Мы брали её с собой, куда бы мы ни пошли. Мы водили её в театр, в оперу, в гости, и она оживала — жительница Нью-Йорка».

На фото: Мэрилин, Милтон и Эми Грин и их сын Джошуа, дизайнер Джордж Нардиелло и его жена Мариса.

Часть 12.

По большей части Мэрилин была счастлива оставаться дома. Украшать рождественскую елку, запекать морковь с Китти, совершать утренние пробежки с Эми — эти ритуалы были для нее новыми и восхитительными. Она обожала ребенка Гринов, Джошуа, всегда предлагала покормить его или искупать на ночь, завернуть в один из своих махровых халатов и окружить гнездом из подушек. Она щедро одаривала его подарками, в том числе сумкой для пижамы «Этель» и огромным плюшевым мишкой по имени Сокко. «Если остальные из нас заняты, - рассказала Эми Грин в интервью «Photoplay», - она всегда играет с ним на полу». впервые у Мэрилин появилась стабильность — и, что более важно, время

«Она никогда не сидела в уголке, изображая королеву и ожидая, что к ней придут гости, скорее всего, я бы застала ее за опустошением пепельниц или за уборкой пустых стаканов со стола», — рассказывала Эми Грин.

«По словам моих мамы и папы, она была отличной хозяйкой. Она никогда не была нуждающейся. Она держалась сама по себе. Она знала, что в доме все в ее власти. В комнате для гостей был отдельный вход и выход. Они играли в шарады и карты. Джин Келли, который, вероятно, был одним из величайших игроков в шарады всех времен, был неудержим. Мэрилин всегда была как маленькая девочка, наблюдающая за работой мастера, потому что, когда Джин Келли исполнял свои шарады, все замирали в благоговении... Она любила читать и могла часами сидеть в тишине и читать книги. И она любила музыку». — Джошуа Грин, сын Милтона и Эми Грин.

В то время как пресса распространяла банальные истории о безрадостном рождественском сезоне, Мэрилин познакомилась с новыми творческими личностями. По выходным Грины устраивали вечеринки, заполняя свои комнаты Джошем и Неддой Логан, Майк Тодд, литературный агент Одри Вуд, Леонард Бернстайн и Ричард Роджерс. Поначалу Мэрилин сторонилась всего этого, пения на фортепиано и театральных сплетен. Она часами пряталась в ванной, а потом спускалась вниз в брюках и свитере и усаживалась в кресло со слабой улыбкой на обнаженном лице. Иногда она задерживалась на нижней лестничной площадке, болтая ногами по синему ковру, а малыш Джош подносил к ее губам стакан с бурбоном. Иногда она вообще не выходила из дома: «Ты не возражаешь, если я не выйду сегодня вечером?» — шептала она Эми Грин через дверь ванной.

По слухам, Типпи Хедрен рассказывала, как однажды гостила в доме Гринов и увидела Мэрилин Монро: «Это был воскресный день, и прошло несколько часов, прежде чем Мэрилин вышла из комнаты второго этажа. Я подняла голову, чтобы увидеть, как она спускается по лестнице, предположительно, чтобы присоединиться к нашему веселью. Вместо этого она остановилась на лестничной площадке, села в углу и осталась там сидеть. Серьезно, она не произнесла ни единого.слова, а просто продолжала там сидеть с пустым, неприветливым выражением лица. Я даже не видела, чтобы кто-нибудь подошел к ней, а я потом просто потеряла её из виду».

Мэрилин празднует Рождество в доме Милтона Грина, 1954 год.

Часть 13.

«Это было первое Рождество, которое Мэрилин провела с нами и я подумала, что было бы неплохо подарить ей одежду от «Anne Klein». Я пошла к Бену, сказала ему, что я хочу, и он прислал шесть нарядов. Когда посылка прибыла, я, не открывая, завязала её большой лентой. На Рождество я подарила эту коробку Мэрилин. Она была похожа на визжащего ребенка: каждое платье было просто волшебным. Особенно ей понравилось белое платье пышное платье балерины. «Милтон, ты должен сфотографировать меня в этом», - сказала она. На следующей неделе мы все поехали в Нью-Йорк, ей сделали макияж и уложили волосы, и вот пришло время облачиться в знаменитое платье балерины. Мэрилин не была полной, но ее нельзя было назвать и очень худой. Она сидела на постоянной диете и выпивала один бокал вина за ужином. У нее не было никакого вздутия живота, просто чертово платье оказалось на размер меньше. И этой была моя ошибка!

Она вышла из гримерной разочарованной. Она так ждала этого момента. Милтон сказал: «Это неважно. Влезь в платье, но не застегивай его а просто приложи к себе». Именно так они и поступили. Мне нравятся ее красные ногти на ногах на фотографиях в полный рост, и на самом известном снимке с этой фотосессии снова видна линия от красных ногтей на ногах до колен, заканчивающаяся указательным пальцем, указывающим на красные губы и мягкую улыбку. Это правдивая история знаменитой сидящей балерины».

— Эми Грин, жена фотографа Милтона Грина.

Часть 14.

Воспоминания Эми Грин, жены Милтона Грина о Мэрилин Монро:

«Я никогда не забуду тот день, мы с Мэрилин прогуливались по Нью-Йорку. Она любила этот город потому, что никто не узнавал ее на улицах, как в Голливуде, она могла облачиться в простую одежду и никто бы ее даже не заметил. Ей нравилось это. Итак, мы идем вниз по Бродвею, она поворачивается ко мне и говорит: «Хочешь увидеть как я становлюсь ею?». Я не знала, что она имела в виду и просто ответила: «Да». Я не знаю, как объяснить, что она сделала, потому что это было настолько тонко, она будто повернула что-то внутри себя, это было почти как по волшебству. И вдруг автомобили замедлили движение, а люди стали поворачивать головы в нашу сторону и смотреть. Они поняли, что это Мэрилин Монро, как будто она сняла маску, хотя секунду назад никто не замечал ее. Я никогда не видела ничего подобного».

«Повсюду люди стремились увидеть Мэрилин. Мы как-то возвращались в отель, и Мэрилин сидела в такси между мной и Милтоном. Перед отелем, как нам показалось, собралась толпа, по меньшей мере, из пятисот человек. Наш водитель взволнованно обернулся. «Вы знаете, кто остановился в этом отеле? Мэрилин Монро! Боже, я надеюсь, что увижу ее». — журнал «Фотоплей», 1955 год.

Часть 15.

«Мэрилин была настолько добросердечной, что всегда подбирала людей, которые никому не нравились. Таков был ее образ действий. Она была извращенкой: Если вам не нравилась статуя, то ей нравилась эта бедная статуя, потому что никому другому она не нравилась. Она была чрезмерно милым человеком». — вспоминала Эми Грин.

Фред Гайлс, впрочем, видит происходящее несколько иначе: ему представляется, что с внезапным появлением Мэрилин под крышей семейного дома привычному спокойствию Эми пришел конец. Да и Мэрилин, в свою очередь, не слишком уютно чувствует себя в её обществе, ибо: «Эми была самым организованным человеком, которого ей когда-либо доводилось видеть. Казалось бы, чего проще: взять со стола пепельницу и выбросить из неё окурки. Однако в руках Эми даже это принимало демонстративный характер… По словам Миллера, в конце концов Мэрилин пришла к выводу, что в поведении Эми проскальзывает что-то неискреннее». Разумеется, нельзя сбрасывать со счетов, что данный отзыв Мэрилин пересказан Миллером — человеком, напрочь не переносившим супружескую пару Гринов и потому изначально склонным с повышенным интересом воспринимать все, что хоть как-то их дискредитирует.

Морис Золотов, однако, видит все это по-иному. «У меня сложилось ощущение, — передает он отзыв вхожей в семейную обитель Гринов женщины, — что Эми поглядывает на Мэрилин свысока, как на безмозглое ничтожество. Эми лучше одевалась, производила шикарное впечатление, была изощреннее и гораздо умнее, нежели Мэрилин. Она даже смотрелась лучше. Сказать правду, глядя на маленького гадкого утенка, сидящего рядом с четой Гринов, трудно было поверить, что перед тобой Мэрилин Монро. Помню, как-то мы играли в шарады, женщины против мужчин. Пошли в спальню подобрать нужные фразы. Нашли какие-то стихотворные строчки, ещё что-то, потом кто-то сказал:

«А как насчет названий книг?» — и тут Эми, поглядев на Мэрилин, выговорила: «Ну, давай, Мэрилин, выдай что-нибудь? Ты же все время читаешь». Мне показалось, будто она хочет продемонстрировать, что Мэрилин только прикидывается эдакой умницей, а на самом деле не прочла ни одной книжки из тех, какие лежали вокруг, а для Мэрилин не секрет, что Эми невысокого мнения о её умственных способностях. А может, Эми просто не нравились слухи о том, что Милтон, дескать, вовсю закрутил с Мэрилин Монро, и хотелось показать, что она держит ситуацию под контролем.

Чуть позже я смогла убедиться, что так оно и есть. В начале первого мы все порядком проголодались, а было нас человек десять, и вот Эми поворачивается к Мэрилин и приказывает — да, не просит, а именно приказывает, обращаясь к ней, как к прислуге: «Мэрилин, сходи на кухню и сделай сэндвичи». И та слушается. Идет на кухню, нарезает хлеб, заваривает кофе и возвращается с подносом».

Конечно, многое в Мэрилин раздражало педантично аккуратную Эми Грин. Она видела, что Мэрилин жила в окружении полного хаоса. Одежда торчала из чемоданов, шкафов, свешивалась с полок. По всей комнате валялись разбросанные косметические и туалетные принадлежности. Она забывала об элементарных обязанностях, которые выполняют люди в обычной жизни. Забыла, скажем, о предстоящем рассмотрении дела в суде Лос-Анджелеса по поводу управления машиной без водительских прав. Этот вопрос пришлось урегулировать её друзьям.
Как прозорливо заметила однажды Эми Грин, Мэрилин также умела «сбрасывать их со счета», когда люди становились ненужными. «Нельзя забывать, — говорит Эми Грин, — что Мэрилин больше всего на свете хотела стать великой кинозвездой. Она могла сделать все, что угодно, и кого угодно бросить, лишь бы добиться своего!».

Часть 16.

По словам сына Грина, Джошуа, они сработались с самого начала. Он был по-настоящему очарован её личностью, харизмой и умом. Милтон хотел, чтобы Монро рассталась с образом глупой блондинки, поэтому он снял серию фотографий совершенно разной Мэрилин: в каждой фотосессии она представала по-новому. Многие критики отмечают, что сотрудничество Грина и Монро было одним из лучших, искренних и удачных в карьере каждого из них.

«Что мне нравится в этой фотографии, так это две вещи: Во-первых, вы видите, что я очень счастливый ребенок. Вот я, в этом забавном маленьком наряде, и я очень счастлив, держа камеру моего отца, позируя с Мэрилин, смеясь, и она отлично проводит время. Вторая причина, по которой он мне нравится, заключается в том, что я не понимал до пяти лет назад, что всю свою жизнь у меня было, по крайней мере, полдюжины или даже дюжина пар красных туфель. Мы начали редактировать фотографии, и это поразило меня, я сказал, неудивительно, почему я люблю красные туфли»: вспоминал спустя годы Джошуа Грин, сын Эми и Милтона Гринов.

Часть 17.

«Для меня наиболее впечатляющими и важными картинами их совместной работы являются «Black Sitting». Это не было сделано для публикации, это было сделано исключительно для их собственных корыстных целей. Что особенно поразило в съемках «Black Sitting», так это то, что они длились четыре часа, и он отснял 28 кадров... По 12 кадров в каждом кадре.

Милтон, Джо Юла (друг моего отца, который был там стилистом) и Мэрилин выпили немного красного вина, послушали отличную музыку и сделали эту фантастическую, потрясающую серию снимков, используя, по сути, черный бархатный фон над кушеткой. Фотографии очень личные, и они демонстрируют чувство юмора и восприимчивость, которыми они делились и которым наслаждались вместе. Это была просто компания детей, играющих в манеже. Кроме того, вы не видите никакой обнаженной натуры.» — Джошуа Грин о знаменитой фотосессии «Black Sitting» интервью для «Newsweek», 2014 год.

Сам Милтон Грин признавался, что эта серия стала его самой лучшей работой за всю историю. «В тот день ничего не было запланировано. Мэрилин просто забыла обо всем, о том, где она находится, что делает, она просто забыла обо всём». В результате получилось тепло, живо и кинематографично. «Мэрилин не могла в это поверить, она так любила эти снимки», — добавил Грин.

Часть 18.

В феврале 1956 года Мэрилин Монро возвратилась в Лос-Анджелес, чтобы начать работу над следующим фильмом — «Автобусная остановка». Это было первым совместным производством ее недавно сформированной фирмы «Мэрилин Монро Продакшн» и «20-й век Фокс».

Мэрилин отказалась от вычурных нарядов, подобранных для фильма художниками, и лично отправилась с Грином в магазин театральных костюмов. Перерыв груды одежды, она отложила безвкусные юбки и яркие кимоно, по ее мнению больше подходящие деревенской девушке, мечтавшей о роскошных платьях и не имевшей ни малейшего шанса когда-нибудь их приобрести. Чулки в сетку и трико со шлейфом, сшитое Травиллой для сцены, в которой Шери исполняет песню «That Old Black Magic» в кафе «Голубой дракон», Мэрилин потребовала порвать в нескольких местах и залатать дырки грубой ниткой. Потом кое-где срезала блестки и поставила пятна. Грин придумал Мэрилин мелово-белый грим, ведь ее Шери до четырех часов утра выступает в баре и не бывает на солнце.

С самого начала реализации фильма Милтон Грин решил никого не подпускать к Мэрилин, что порождало огромные проблемы для журналистов и фоторепортеров. «Казалось, Милтон хочет располагать над ней полнейшим контролем, — вспоминал фотограф Уильям Вудфилд, — и нам приходилось выдумывать самые странные способы, чтобы только щелкнуть ее: пользоваться длиннофокусными объективами через отельные окна, заглядывать из-под скамеек объективами с фокусным расстоянием двести миллиметров и откалывать тому подобные штучки». По словам журналиста Эзры Гудмена, которому вечно препятствовали и не давали добраться до Мэрилин, «ее окружали несколько весьма интригующих советчиков во главе с Милтоном Грином, которые лезли в ее дела и делали всё что могли, только бы не дать работать репортерам. Никто не мог попасть к Мэрилин, если прежде не договорился с Милтоном»

Мэрилин работала с Паулой на натуре, а потом снова в студии допоздна, но после этого была так страшно переутомлена, что не могла заснуть. Милтон постоянно снабжал ее барбитуратами, в которых актриса — по ее собственному мнению — нуждалась, и привозил их в произвольных количествах от разных врачей из Лос-Анджелеса и Нью-Йорка. Последствия таких действий не были неожиданностью: по утрам Мэрилин часто выглядела столь же бледной, как ее героиня Шери, и актрису невозможно было добудиться, так что она все реже являлась на съемочную площадку вовремя. Логан, как и все ее режиссеры, был предупрежден об этом и почти на каждую первую половину дня предусмотрительно готовил для съемок альтернативные сцены, где Мэрилин не была занята.

Во время съемки одной из сцен, разыгрывающейся во время родео, она вдруг упала с расположенной на высоте почти двух метров платформы. Ошеломленная и впавшая на несколько мгновений в такой сильный шок, что не могла кричать от боли, она лежала неподалеку от Милтона, который, как обычно, без конца фотографировал каждую снимаемую сцену. «Он и дальше щелкал затвором, даже не пытаясь ей помочь», — вспоминал Джордж Аксельрод. «Прежде всего я фотограф, а только потом продюсер», — ответил Милтон Джорджу, обвинявшему Грина, что тот не бросился на помощь Мэрилин, которая в тот момент находилась без сознания.

Часть 19.

Во время съемок фильма «Автобусная остановка» актриса вместе с Гринами жила в доме по адресу Северный Беверли-Глен-бульвар, 595. Это место относилось к лос-анджелесскому району Вествуд, а дом находился очень близко от Калифорнийского университета и недалеко от студии «Фокс», где были запланированы павильонные съемки к «Автобусной остановке». За найм девятикомнатного дома, принадлежащего семье Лашинг, компания ММП платила по девятьсот пятьдесят долларов в месяц.

В конце мая собственно съемки «Автобусной остановки» закончились и Мэрилин готовилась к возвращению в Нью-Йорк, куда вскоре должен был добраться из Невады и Артур Миллер. Мэрилин выехала с виллы 2 июня; Грины остались, чтобы прибраться, упаковаться и запереть дом на Беверли-Глен. Это была вовсе не легкая задача, поскольку, живя на вилле три месяца, компания совершенно запустила и замусорила ее и сейчас помещение выглядело так, словно бы его занимала какая-то весьма нерадивая и легкомысленная орда.

Далее имел место обмен гневными письмами, накладными и счет-фактурами, а также угрозами предпринять соответствующие юридические действия — и все это продолжалось много месяцев. Буря не затихла еще и в сентябре Ирвингу Стайну пришлось встретиться с владельцами, требовавшими компенсацию за многие поврежденные и окончательно погубленные вещи в своем доме; их претензии охватывали: два электрических одеяла, шесть подушек, восемь простыней, пять шерстяных пледов, десять чехлов на стулья, более дюжины расколотых чашек, блюдец, стаканов и антикварный хрустальный кубок, три разбитые настольные лампы, три комплекта оконных занавесей, два предмета садовой мебели. Сверх этого хозяева требовали возвращения трехсот долларов, потраченных ими на последующую чистку ковров и мебельной обивки, а также погашения неоплаченного счета за телефонные разговоры на такую же сумму. Наконец, нанятым ими рабочим пришлось не без усилий устранить тяжелую черную ткань, которую Мэрилин прибила гвоздями к оконным рамам в своей спальне, Поскольку от самого минимального света, проникающего снаружи, она просыпалась — независимо от того, принимала она порошки или нет.

Вилла служила Милтону рабочей студией, а и он, и Мэрилин были, по признанию Эми, людьми «неукротимыми и совершенно лишенными умеренности». Если они любили или ненавидели, то всем сердцем. Если выпивали или употребляли наркотики, то и этому занятию отдавались с большим энтузиазмом. Разгром, учиненный в доме, был, пожалуй, производной экстравагантных приемов для гостей в сочетании с поведением перегруженного работой фотографа, пытавшегося как-то сладить с бессчетным количеством новых обязанностей, и кинозвезды, которая время от времени теряла власть над собой. Этот погром был также результатом всего их стиля жизни, важным элементом которого было то, что и спиртного, и наркотиков они себе не жалели.

Одним из механизмов, позволявших Милтону манипулировать Мэрилин, было постоянное предоставление ей всяческих медикаментозных средств, в которых она нуждалась (или ей казалось, что она нуждается). Дэвид Майзлес, помощник исполнительного продюсера, считал, что в тот период Милтон «влез в дела, о которых не имел ни малейшего понятия», — так он сказал своему брату Альберту. Дэвид имел в виду щедрую раздачу таблеток и пилюль, после которых Мэрилин часто впадала в состояние, близкое к бессознательному. Все знали, что эти лекарства «доводят ее до гибели», и, как выразился Аллан Снайдер, «уже тогда Милтон был, похоже, не в состоянии доставлять ей столько наркоты, сколько ему хотелось.Однако он ловко сумел поставить дело так, что тонны лекарств приходили в адрес Мэрилин напрямую от самой Мортимер Уэйнстайн, нью-йоркского доктора Эми и Мэрилин (хотя Милтон отрицал, что он это делал); например, 27 сентября Милтон написал Ирвингу, чтобы Уэйнстайн «как можно быстрее начала высылать для ММ двухмесячный запас дексамила — в конвертах или маленьких пачечках по дюжине или около того таблеток в каждой». Милтон признался, что по просьбе Мэрилин подливал в ее утренний чай водку, хотя и говорил, что всегда ее разбавлял. По мнению Кардиффа, Милтон был гениален и при этом истерзан ответственностью, но одновременно он умел быть «отрицательным типом, злодеем, который сделает всё, лишь бы осуществить свой план». Грин был гениален и при этом истерзан ответственностью, но одновременно он умел быть «отрицательным типом, злодеем, который сделает всё, лишь бы осуществить свой план».

С приобретением таких лекарств в те времена никаких проблем не было, и врачи постоянно снабжали ими и Мэрилин, и Милтона. «Милтауном [популярным успокоительным, или транквилизирующим, средством] угощали как карамельками», — вспоминала Эми. Казалось, что каждый может принимать таблетки до бесконечности — и вскоре они погубили Милтона точно так же, как и Мэрилин. Фармацевтические фирмы предоставляли врачам бесплатные пробные партии лекарств, и некоторые из докторов давали своим пациентам слишком много дармовых патентованных средств, превращая их тем самым в частых посетителей, а затем и завсегдатаев своих медицинских кабинетов. «Это была страшная пора, — добавила Эми. — Брат Милтона — врач, и у нас всегда имелась масса лекарств, всё, что душа пожелает: для возбуждения, для успокоения, — нам были доступны буквально любые препараты».

Часть 20.

«В Голливуде у меня никогда не было возможности научиться хоть чему-то. Я хочу самореализоваться и как женщина, и как актриса, но в Голливуде твоим мнением никто не интересуется. Тебе просто приказывают явиться на съемочную площадку к такому-то часу, и точка. Покидая Голливуд и направляясь в Нью-Йорк, я предчувствую, что наконец-то смогу стать самой собой». — в письме Милтону, 1955 год.

И все-таки, пожалуй, именно фотограф Милтон Грин сделал для Мэрилин возможной дальнейшую карьеру, забрав ее с этой целью — как бы парадоксально это ни показалось — из Голливуда. Если не считать кратких перерывов, связанных с пребыванием в студиях «Коламбия» и МГМ, актриса с 1947 года была собственностью «Фокса». Теперь она рвалась прожить очередные семь лет своим умом. Она уже не желала больше выносить капризов ни мужа, ни шефов — и Милтон привлекал к себе актрису не только тем, что чудесно фотографировал ее, но и тем, что не был деловым человеком, бизнесменом. Грин отнюдь не лучше нее разбирался в хитросплетениях контрактов, заключаемых для производства кинокартин, не имел понятия о тонкостях составления смет и бюджетов, контроля за производственным процессом и о тысячах прочих деталей, связанных с выпуском фильмов. Их сообщество, их кинокомпания была в определенном смысле попыткой сыграть втемную, но другого способа просто не существовало. Какой-то частью своей личности Мэрилин хотела стать серьезной актрисой, точно так же как Милтон Грин стремился вырваться из образа и бытия всего лишь популярного фотографа. «Ему тоже мечталось вознестись выше своего прошлого, — написал потом его близкий друг Майкл Корда, писатель и издатель. — Он хотел стать театральным и кинопродюсером, важной шишкой — хотя по сути это не так уж сильно отличалось бы от того, чем он уже и так занимался». Мэрилин было тогда двадцать восемь лет, а Милтону стукнуло тридцать два, и оба они были готовы рискнуть.

«Я думал, что перевидал их всех. По роду работы я встречался со многими моделями и актрисами. Но с такой интонацией голоса, с такой добротой и неподдельной мягкостью, как у нее, я никого не видел. Если она замечала на дороге мертвую собаку, она плакала. Она была настолько чувствительна, что мне все время приходилось следить за собственными интонациями. Позже я узнал, что у нее была склонность к шизоидным состояниям — она могла быть абсолютно умной и абсолютно доброй, а потом являть полную противоположность. Всё, что я делал - я верил в неё. Она была чудесной. Замечательный человек. Но, не думаю что многие это понимают».

— Милтон Грин, фотограф и друг Мэрилин.

Часть 21.

Тем временем деловые и личные отношения Мэрилин и Милтона Грина быстро ухудшались. Каждый их них взаимно обвинял другого в тех трудностях, которые возникли в процессе реализации «Принца и хористки», с подозрением относился к честности и открытости партнера; кроме того, не утихали споры о планах на будущее и о растущем влиянии Артура, а сверх всего, оба они принимали слишком много разных порошков. Однако главной причиной разрыва отношений стало внезапно возникшее у Мэрилин чувство лояльности по отношению к Артуру, который склонял ее отобрать контроль над ММП у этого ненавистного для него человека.

Милтон Грин не проявлял энтузиазма в поддержке стараний Артура как-то внедриться в «Мэрилин Монро продакшнз», так что Артур использовал напряженность, сопровождавшую отношения между Мэрилин и Милтоном, с целью добиться большего контроля над компанией ММП. У него было для этого множество благоприятных поводов, поскольку подавляющая часть дел ММП находились в состоянии общего хаоса.

Если рассматривать события более пристально, то постепенный переход контроля над ММП в руки Артура доказывает, что Милтон потерял свое прежнее положение. Эми Грин, которая с 1954 года являлась близкой подругой Мэрилин, также заметила, что в 1957 году сложилась новая структура взаимоотношений. Мэрилин полагала, что ради блага Артура она должна порвать со всем, что у того ассоциируется с Милтоном — это значит с ММП, с некоторыми формами светской жизни, с определенными категориями кинофильмов. «Но загвоздка, — по мнению Эми, — была совсем в другом. Милтон, хоть и неумышленно, все время осаживал Артура и ставил его на место: "Отойди в сторонку, и ты станешь хорошим мужем, — таким было его отношение к Артуру. — Займись написанием пьес, а нам позволь заняться делами, бизнесом". Если говорить про самого Милтона, то каждый, кто видел его за работой, знал: в нем имеется нечто от гения. Но одновременно он являлся также человеком, которому было присуще ужасающее отсутствие умеренности, из-за чего он разрушил и погубил себя, и совсем немного оставалось до того, чтобы уничтоженной оказалась и семья».

Майкл Корда, в то время молодой писатель и друг Милтона, знал, что Грин, в свою очередь, недоволен Артуром за его властные поползновения в отношении Мэрилин и будущего кинокомпании ММП. Корда отдавал себе также отчет в том, что талант и способности Грина значительно пострадали, с тех пор как он начал принимать дилантин — лекарство, назначавшееся эпилептикам, которым Милтон пользовался не по соображениям здоровья, а потому, что оно повсеместно считалось средством, повышающим энергетику организма за счет стимулирования электрических импульсов в мозгу. Дилантин должен был также как-то нивелировать последствия воздействия нембутала и других барбитуратов, равно как транквилизаторов и прочих одурманивающих средств, и благодаря ему после искусственно вызванного сна у человека на следующий день столь же искусственно добивались оживленного состояния; в результате прием лекарственных препаратов становился для него труднопреодолимой вредной привычкой, настоящим пристрастием.

Часть 22.

Несмотря на то что Милтон Грин все еще фотографировал Мэрилин для актерских проб, они все больше отдалялись друг от друга, и актриса решила уволить его из «Marilyn Monroe Productions». Последней каплей стало пожелание Грина указать его в титрах «Принца и танцовщицы» как исполнительного продюсера: эту мысль Мэрилин, конечно, не одобрила. Она созвала срочное собрание директоров компании, и 11 апреля официально заявила о том, что ей никто не сообщил о само-избрании Милтона на должность исполнительного продюсера «Принца и танцовщицы».

Мэрилин же нацелилась порвать дружеские и профессиональные отношения с Милтоном и опереться исключительно на Артура, и потому она лицемерно использовала вопрос о надписях и титулах Грина в качестве предлога для того, чтобы избавиться от него.

В конце Грин обвинял во всех проблемах Артура Миллера, но не Мэрилин. Между этими двумя мужчинами явно не было симпатии и доверия. Грин понимал, что поскольку Миллер был ближе Мэрилин, то он не может ничего противопоставить любым его обвинениям в свой адрес. Кроме того, Грин не мог заставить себя остановиться и не критиковать Миллера в присутствии Мэрилин, отчего ей становилось неловко. Она чувствовала, что ей необходимо выбирать между ними. Как только она решила, что должна выбрать мужа, Милтон Грин уже не мог ничего сделать, чтобы исправить ситуацию. После нескольких споров в апреле Мэрилин приняла решение уволить его из компании. Она выпустила очень недоброжелательное заявление, в котором указала, что он крайне неумело управлял «Marilyn Monroe Productions». и даже вступил в некие секретные отношения, о которых она ничего не знала.

«Правда такова, — сказал Джей Кантер, — что Милтона вдруг оставили на бобах». И Эми, вовсе не закрывавшая глаза на ошибки и слабые стороны Милтона, вспоминала потом слова, которыми Мэрилин поделилась с ней: «Артур лишает меня единственного человека, кому я всегда доверяла, — Милтона», — а у нее, дескать, нет сил воспротивиться этому.

После шумных юридических пререканий Мэрилин уладила отношения с Грином, передав ему 100.000 долларов, которые были всего лишь возвращением его первоначальных инвестиций. Она никогда не говорила с Милтоном о том, что случилось, и просто отказалась отвечать на его телефонные звонки.Это было очень непохоже на Мэрилин. Казалось, она просто пытается произвести впечатление на Миллера, который достаточно явно проявлял свою ненависть к Грину. Ясно, что означало всё происходящее. Актрису, которая надеялась начать новую жизнь и карьеру рядом с Артуром Миллером, убедили, что Милтон Грин ей уже не нужен.

Публичный ответ Грина был полон достоинства и выдержан в тоне сожаления и удивления:

Мэрилин, видимо, не хочет реализовать задачи, которые мы перед собой поставили. У меня есть адвокаты, которые будут меня представлять, но я не хочу сделать ничего, что могло бы повредить ее карьере. Последние полтора года я посвятил исключительно Мэрилин. Практически я отказался от фотографирования.

Немного позднее Мэрилин рассказала о несостоявшемся партнерстве:

«Милтон отлично знает, что мы уже полтора года не находили между собой согласия, и знает, почему так было. Являясь президентом компании и единственным источником ее доходов, я никогда не получила информации о том, что в картине «Принц и хористка» он взял себе должность исполнительного продюсера-директора фильма. Моя компания не была создана для того, чтобы необоснованно приписывать заслуги ее сотрудникам, и я не буду принимать участия ни в чем подобном. Моя компания не была также создана для того, чтобы отдавать 49,6 процента моих заработков мистеру Грину, а для того, чтобы делать более качественные фильмы, а также обеспечить мне более качественные роли и достойные доходы».

Часть 23.

Мэрилин Монро, сфотографированная Милтоном Х. Грином в январе 1957 года. Это была последняя серия фотографий, сделанных Милтоном Грином. Позже в том же году они разорвали деловые связи. В апреле он заявил прессе: «Я давно её не видел. Кажется, Мэрилин не хочет продолжать программу, которую мы запланировали. Я нанимаю адвокатов, которые будут представлять меня, но я действительно не понимаю, что происходит». Мэрилин возразила: «Мистер Грин прекрасно знает, что происходит».

Мэрилин чувствовала, что он искажает информацию об их компании, принимая «тайные деловые обязательства» и «решения» без её согласия или ведома. Милтон чувствовал, что Артур Миллер действовал для неё скорее как бизнесмен, нежели чем как муж, вмешиваясь в деятельность компании. В 1958 году она сказала: «Мой муж никогда не занимался и никогда не будет управлять моим бизнесом. Он не бизнесмен. Он — художник». Сам же Артур Миллер презирал и ненавидел Милтона Грина и как-то раз сказал о нём следующее: «Чего бы добился этот мальчишка, если бы Мэрилин Монро не взяла его на работу? Никого не интересуют его глупые картинки! Он — самый настоящий вредитель, который подобно клещу присосался к Мэрилин, которая наивна как ребёнок. Он был несправедлив. Он был жесток. Милтон всегда обманывал Мэрилин — он использовал её в своих корыстных целях!»

Часть 24.

Отрывки из беседы Эми Грин со Скоттом Файнбергом для «Hollywood Reporter» (2012) об отношениях Мэрилин и Гринов.

СФ: Что привлекло Мэрилин в переезде к вам в Коннектикут? АГ: Она была в восторге, потому что ей нравился дом, ей нравился наш образ жизни... Она каждый день гуляла в лесу. Никто ее не беспокоил... Она чувствовала себя защищенной. Мы создали для нее кокон, в то время как никто другой не делал этого раньше.

СФ: Каково было жить в одном доме с самой красивой и знаменитой женщиной в мире? АГ: Она была аккуратной. Она была чистоплотной… С ней не было никаких проблем… Она была хорошей спортсменкой… Она была умнее, чем казалась на первый взгляд… Она запоем читала.

СФ: Что за странное предчувствие было у вас в июле 1962 года (всего за месяц до смерти Мэрилин) в ночь перед тем, как вы с Милтоном собирались уехать из города? АГ: Время от времени мне снятся сны, в которых я могу что-то предвидеть. В этот раз я проснулась и сказала Милтону: «Позвони Мэрилин... просто позвони ей. Ты ей нужен». Он действительно позвонил ей, и они проговорили три часа

СФ: Как вы думаете, что на самом деле произошло с Мэрилин в ту ночь, когда она умерла? АГ: Это была ошибка. У Милтона нет сомнений, у меня нет сомнений.… Этот врач должен был быть застрелен на рассвете… тот, кто прописал ей эти таблетки.

«Я не думаю, что у нее были какие-то обиды; я думаю, у меня были обиды. Я была так разочарована тем, чего она не увидела в Милтоне. Она ничего не значила в моей жизни, так или иначе, она что-то значила в жизни моего мужа. Я никогда не завидовала Мэрилин. Артур всегда завидовал Милтону, что в некотором смысле интересно. У Артура была другая жизнь. С чего бы ему ревновать? Я не нуждалась в Мэрилин Монро, но она чертовски нуждалась в Милтоне Грине, и он нуждался в ней, потому что после этого они оба никогда не были одинаковыми. Эти два человека должны были быть вместе, несмотря ни на что. Ничего. Ничто не должно было разлучить их. Я была достаточно умна, чтобы это понять. Если бы Артур был достаточно умен, чтобы понять это, у них обоих была бы совсем другая жизнь».

— Эми Грин

Часть 25.

5 августа 1962 года Милтон Грин со своей женой и актрисой Марлен Дитрих находились во Франции на деловой встрече в Фонтенбло. Там они и узнали о трагической смерти Мэрилин Монро.
После смерти актрисы, Милтон Грин полностью отказался от работы в роли продюсера и посвятил остаток жизни фотографии. Изначально семья Милтонов и Марлен Дитрих были уверены в версии случайного самоубийства. Но спустя годы, с появлением новых фактов в деле о смерти Мэрилин, они склонились к версии убийства актрисы.

Часть 26.

Дорогие друзья! Серия публикаций в рамках тематического дня «Милтон Грин: добрый маг или злой гений» завершён.
Надеемся, что каждый из вас, дорогие читатели сегодня узнал для себя что-то новое и окончательно определился для себя: кем же всё таки был Милтон Грин для Мэрилин Монро — добрым магом или злым гением?